В Островке есть удивительное место, которое находится
не далеко от дома девяностолетней жительницы села
Раисы Кирилловны Сорокиной.
- Посмотрите, какая красота открывается!
Полюбуйтесь, такого больше нигде не
увидите, - такими словами встречала меня хозяйка дома.
И действительно, в просвете между двумя стройными берёзами
высилось произведение деревянного зодчества
- православная церковь с двумя маковками-колокольнями.
Рассветные лучисолнца играли в зелёной листве
и на храмовых сводах. Казалось, что эта гармония является
торжеством вечной жизни, а не смерти.
Этим впечатлением я поделился с Раисой Кирилловной.

- О нет, милок, это желаемое за действительное принимаем, церковь разрушили, когда я совсем молоденькой была. Активисты-коммунисты, другие безбожники все ломали, крушили, книги и иконы во дворе сжигали, колокола сбросили. Устроили настоящий ад. Верующие пытались их остановить, но они, как бесом были одержимые, на людей не похожие. Одна только икона из алтаря от того погрома мне досталась от Прасковьи Червяткиной, которая из огня спасла её, не побоялось. Когда дому неё покупала, то мне икону подарила.

Говорит: «Она от людского зла пострадала и тебя от всех бед спасёт!» Мне за неё приезжие скупщики большие деньги предлагали. Корову можно было на них купить, но я отказала им:«Иконой с ликом Богородицы торговать - это значит, совесть и веру потерять, защиту царицы небесной! Одно время разговоры шли, что храм восстановят, и я сказала, что икону отдам, чтобы она своё место заняла в алтаре, чтобы люди опять к ней приходили молиться, она всех защитит, спасёт, поможет. Недавно внуку Ивану подарила её, он больше, чем другие в её покровительстве и защите нуждается.

- А вы можете подробнее рассказать о церкви, её служителях?
- А почему нет?! Церковь у нас очень красивая была, батюшка (Клюев) службу вёл, ему матушка помогала, она пела, а их дети, мальчик и девочка, подпевали. Очень красиво у них выходило.
А звонарём был Павел Петрович, всеми уважаемый в Островке человек. Он отбивал большим колоколом время дня. Как на Спасской башне Кремля. Я ведь в Москве у дочки была и слушала курантов бой.
А наш звонарь на церковные праздники тоже перезвоны устраивал, что душа ликовала. Всех на службу зазывал. Тремя колоколами такие музыкальные коленца выделывал, что диву давались. А когда дьявольщина на землю русскую пришла, батюшка с семьей ночью убежать успели, их не арестовали, как «врагов народа», а звонаря из церкви погнали, там зернохранилище устроили. Прости их Господи, не ведали что творили.
- Раиса Кирилловна, вы бы о себе, своей семье рассказали.


 

Я крестьянская дочка

Мой папа Кирилл Семёнович попал в Островку из России совсем маленьким. В конце XIX века его привезли моя бабушка и дедушка. Они были настоящими крестьянами-хлеборобами. Дедушка Семён лес корчевал, чтобы в тайге островок земли появился, где дома можно построить и зерно в землю бросить. Он был в числе тех, кто такой островок в тайге отвоевали, почему наше село Островкой и называется. Отец мой Кирилл Семёнович был сыном крестьянским, как и его брат Иван. Они построили рядом добротные дома из листвяка, которые до сих пор служат людям, разработали большой участок земли. У них было по несколько лошадей, коров, много овец, свиней, кур, гусей. Братья сеяли пшеницу, рожь, просо, гречиху, чечевицу, горох, лён, вику, коноплю. Конопляное масло гнали на маслобойке у деда Трифона. Просо жерновами на лошадиной тяге у Полякова очищали, а зерно молоть в Песчанку ездили. Лён сами до ума доводили. Льняное поле, когда оно зацветёт, становится голубым-голубым, как море. Папка тогда шутил: «Райка, а поле, как глаза твои».
Мороки со льном, пока полотно получишь, много было. Его сушили в поле, в бане мяли, потом опять сушили, трепали, пряли на самопряхе. А потом на станке полотно изготовляли. Меня мама редко к ткацкому станку допускала,  лишь когда рогожку ткали для мешков или половики. А тонкое полотно для рубашек она сама делала.
И тут мне Раиса Кирилловна показала семейную реликвию - домотканый рушник из тонкого льняного полотна, его мама ткала, а дочь расшивала причудливым тонким мордовским орнаментом.
А дальше разговор пошёл о школе, где ей не пришлось долго учиться.

Мечты сбываются и не сбываются

С детства я мечтала грамотной быть, чтобы книги читать, особенно сказки. Училась в начальной школе, учителем была Мария Петровна, которая обратила на меня внимание, научила читать и писать, давала из своей домашней библиотеки книжки. Но школу закончить не пришлось, пришла беда - открывай ворота. В стране шла коллективизация, создавались коммуны, колхозы и отца в них сватали, а он сопротивлялся, не хотел нажитое каторжным трудом в общий котёл отдавать. Ему было что отдавать, а другие были нищие, но горластые, до чужого добра рукастые.
Отца в НКВД вызвали, серьёзно предупредили, а он упёрся и ни в какую. И тогда его в тюрьму упрятали как саботажника, который сталинским курсом не идёт. У нас всё отобрали, остались мы без коней, коров, живности и зерна. Мы голодали, на измор нашу семью брали, изводили под корень как классовых врагов. Отца выпустили, чтобы он с планом по мясозаготовке рассчитался. А чем рассчитываться, если забрали работники сельсовета и своим родственникам наших коров, овец и свиней почти даром отдали. И когда отец сказал, что нечем план выполнять, то его второй раз забрали, а через полгода мы узнали, что он умер в лагере от дизентерии. А где похоронен, нам не сообщили. Так руководство колхоза «Победитель», сельсовет и НКВД расправились с моим отцом, а нам пришлось совсем худо, голод чуть не сгубил всю семью. Спас нас дядя Никифор, он работал на маслозаводе и приносил нам жмых. Его толкли, распаривали и ели. Я вынуждена была бросить школу и за продукты работать в семьях, где за малыми детьми ухаживала,
кормила и поила, и на горшок садила.
Сама была от горшка два вершка, до люльки, которую качала, едва дотягивалась, но вела себя строгой, всё делала как настоящая хозяйка и воспитательница. А как подросла, вместе с мамой работала в поле, пололи, жали, сено косили. Но на трудодень очень мало получали, хотя урожаи были хорошие, но всё зерно увозили на элеватор, выполняли план по хлебозаготовкам.

Взрослая жизнь

Детство закончилось в 14 лет, стала скотницей в колхозе, где заработки были побольше. У меня был конь Максим Горький. Я научилась запрягать его и распрягать, возить воду для коров и овец, а их у меня было около семидесяти голов. Летом работать было полегче, а зимой в холода, когда дорогу перелетало, прорубь замерзала, а черпак казался пудовым от льда, то бывало поплачешь-поплачешь, а дело делать надо, животные без воды не могут обойтись. А её ещё  согреть надо было.
- Нелегко вам пришлось... А что хорошее вспоминается?

Любовь; война и верность

В 1939 году вышла замуж за хорошего парня Василия Леонидовича Макеева. Он служил во Владивостоке в военизированной охране. Был командиром отделения, охранял заключённых, которые тянули железно дорожную ветку. Он приехал в отпуск в Островку, и у нас с первой встречи любовь возникла. Друг без друга никуда, ему ехать на службу надо, а он говорит «Без тебя, Раечка, не поеду. Выходи за меня замуж! Я начала отнекиваться, для приличия больше. А он: "Не поедешь, я все равно без тебя не возвращусь в часть, и меня, как дезертира расстреляют". Как только эти слова услышала, то сразу погибшего отца вспомнила. И мы с ним в сельсовет в этот же день пошли. На место его службы приехали вдвоём, нам дали комнату, мне подыскали работу и два года до войны были годами счастья и любви.
Сейчас смотрю по телевизору фильмы про любовь, это же срамота, стыдоба. Сегодня она одного полюбила, а завтра другого. И до конца сериала штук шесть мужиков сменила и всё это не похоти, распутства ради, а от большой «любви». Зачем это слово марают, обидно за тех, для кого оно святым является. Но всему хорошему приходит конец. В конце 1941 года, когда фашисты стояли под Москвой, он добился, чтобы ему отменили бронь и взяли на фронт.
Военному делу муж учился в Юрге, а я возвратилась на родину. Из разных частей он писал письма, в сорок третьем, находясь в госпитале, обещал вернуться навсегда. У него были пулей перебиты связки на руке, не двигались пальцы, но он их разработал и опять добился своего, попал на фронт, где и погиб в бою. В похоронке было написано: «Погиб смертью храбрых в боях за высоту...» А вот какую, я уже не помню. После его гибели я не смогла никого полюбить. Всех претендентов сравнивала с Василием. И они ему в подмётки не годились.
- Значит, вы однолюбка?
- Да, наверное, так. Плохо или хорошо, такое я не знаю, но всю жизнь чувствую боль от утраты. Я вдова и даже пособие от государства за смерть мужа получаю. На обелиске Славы в Святославке два имени записаны: моего мужа и брата мамы Ефима Чекалдина. Вечная им память!

- А как послевоенная жизнь сложиласьу вас?

Силы черпаю от земли

Двоих детей родила, доченьку Катерину, которая жила в Москве, но её не стало, осиротела моя душа. Внук Павел там живёт, он каждый год на мой день рождения приезжает в гости. Меня все близкие помнят и любят. Как и я их.
Живу одной семьёй с сыном Петром, его женой Раисой и внуком Василием, он недавно из армии пришёл, в ракетных войсках служил. Живём дружно и не бедно, у нас всё в хозяйстве есть. А всего у меня семь внуков и девять правнуков, так что я очень богатая и очень счастливая.
Всю жизнь была предана земле, сельскому хозяйству. Я ведь крестьянская дочь. Трудовой стаж почти пятьдесят лет, четыре медали за труд имею.  Работала в полеводстве, животноводстве, поварихой, передовой свинаркой была, одно время зерно грузила на машины, которые государству сдавали.
-А что же это мы всё о работе, - засуетилась хозяйка дома. Прошу всех за стол, пироги да шанежки отведайте, могу и стопку налить. Или с утра не пьёте?
- Стряпню отведаем, а стопку на ваш столетний юбилей...
- А я выпью, душу повеселю, вам частушки пропою.
И своё обещание Раиса Кирилловна выполнила. Она запела:

Ох, подружка моя Рая,
От любви я часто таю.
Как и ты - незанятая,
Может друга повстречаю.

Я люблю свою Островку,
Живут русские, мордва.
Край богатый, хлеборобный
Не покину никогда!

Были частушки и поцветастей, но об этом история умалчивает.
- Раиса Кирилловна, что вам силы, энергию, долголетие даёт?
- Родной край, его люди. Я родилась в Островке и здесь останусь навеки. На земле родной мне живётся радостно и есть надежда, что наш род крестьянский не закончится, а пахотные земли, которые ещё предки разрабатывали, не зарастут деревьями и бурьяном. И не нужно будет вновь поднимать целину...

А чтобы долго жить - нужно светло жить, без зла, по-доброму, без мыслей чёрных, завистливых. И есть то, что земля наша даёт, химией себя не травить...

Ю. МИШУТА.